Так же совершенно отличны друг от друга и остальные три Спаса три Опечаленных. Прежде всего бросается в глаза удивительное разнообразие характеров, которые выявляются лишь при длительном и пристальном рассматривании. Однообразие лишь в каноническом. Далее мысль развивается своим путем. Кажется, что все три Опечаленных принадлежат одной мастерской. Одной школе. Может быть, одному резчику. Но еще раз всмотритесь в их жесты, позы, пластику, лица. У одного рука чуть выше щеки, и он уже хватается за голову. Это не просто приемлющий все, что с ним происходит. Особенно, если посмотреть скульптуру со ..Так же совершенно отличны друг от друга и остальные три Спаса три Опечаленных. Прежде всего бросается в глаза удивительное разнообразие характеров, которые выявляются лишь при длительном и пристальном рассматривании. Однообразие лишь в каноническом. Далее мысль развивается своим путем. Кажется, что все три Опечаленных принадлежат одной мастерской. Одной школе. Может быть, одному резчику. Но еще раз всмотритесь в их жесты, позы, пластику, лица. У одного рука чуть выше щеки, и он уже хватается за голову. Это не просто приемлющий все, что с ним происходит. Особенно, если посмотреть скульптуру со всех сторон. Оказывается, он мучается загадкой зла и мести. У других руки очень близко к щеке, и это очень простое движение придает изображению другой смысл: это какая-то отрешенность от происходящего. Уже ни истязания, ни темница, ничто не имеет значения для его внутреннего взора и мысли. Это не покорность, а невозмутимость стойкости, погруженности в мучительное размышление. Так устанавливается примат духовного над телесным. Вот почему, на наш взгляд, в этом образе Опечаленного переплелись многие традиции и смыслы — от античной духовной свободы перед лицом смерти (Сократ) и калокагатии до образцов поведения в условиях политической несвободы восточных деспотий и до языческих представлений об ответственности человека за свою судьбу. Если продолжать мысль об Опечаленных как мыслителях, то в этом отношении очень выразительны скульптуры Петра и Павла из Торбеевского района. Соотношение духовности образа, телесности образа и взаимоотношения того и другого в нашей скульптуре действительно несколько необычны для повседневной скульптуры. Конечно, психологический тип и вообще духовный облик Павла несколько отличается от того, что мы обыкновенно видим. Определенно очерчен и бойцовский характер образа, и его могучая мысль, овеянная человечностью. Пристальный взгляд открытых глаз, легкий наклон головы вверх и интеллектуальная активность нашего произведения дают повод сравнивать его с более ранними произведениями.